ПОКАЯННЫЙ ВОПЛЬ ДУШИ ОБ ИЗБАВЛЕНИИ ОТ ГРЕХОВНОГО ПЛЕНА

Наступила последняя сплошная седмица, готовящая всех верных чад Церкви к Великому посту. Богослужения постепенно вопринимают покаянные черты. В частности, на утренях трёх приготовительных недель особую роль приобретает 136-й псалом «На реках Вавилонских», который поётся до чтения Евангелия. Предлагаем посетителям нашего сайта объяснение 136-го псалма, данное известным духовным писателем начала XX века протоиереем Иоанном Соловьёвым (1854–1917).

О происхождении 136-го псалма говорит отчасти уже самое надписание: Давиду Иеремиев. Святой Иоанн Златоуст, на основании этого надписания предполагает, что псалом написан Давидом, как пророчество о плене вавилонском; но предположения этого в его буквальном, смысле, кроме Златоуста, не держится никто из других церковных писателей; да и в самом псалме нет указания на пророческий характер его: изображенный в нем плачь иудеев об Иерусалиме ясно и живо представляется, как событие совершившееся. В виду этого мнение св. Златоустого о давидовском происхождении 136-го псалма может, быть принято в том лишь смысле, что он составлен по образу псалмов Давида, писанных им по поводу постигавших его бедствий: как там, так, и здесь внешнее бедствие изображается, как повод к выражению верующей любви к Богу и надежды на Его милосердие; тот же Дух Св., который воодушевлял Давида в его псалмах, возбуждал и направлял мысль и того певца, который сложил псалом этот во дни плена вавилонского, по поводу бедствий этого плена. Тот, кто был этот певец, точно не известно. Думают некоторые, основываясь на втором слове надписания, что писателем псалма был пр. Иеремия; но «Иеремия, говорит блаженный Феофилакт, не был отведен с пленными в Вавилон, и, следовательно, не мог говорить: На реках вавилонских, тамо сидохом и плакахом, т. е. в первом лице». Поэтому большинство толкователей предполагают, что псалом написан каким-либо богодухновенным мужем времен Иеремии, таким же близким к нему, как ученик Иеремии, Варух. Дело в том, что псалом этот употреблялся пленниками еврейскими вместе с «Посланием пр. Иеремии» к пленным иудеям и книгою «Плача его» о погибели Иерусалима. Вместе с этими книгами Иеремии он, быть может, и писался; оттого греческими переводчиками еврейской ветхозаветной библии он и отмечен словом

Ιερεμία, какового слова в еврейском подлиннике нет. Это предположение тем более вероятно, что и по предмету своего содержания и по характеру своему псалом совершенно однороден с книгою «Плача Иеремии», представляя, как бы, ее сокращение. Так и вся книга Псалтирь называется Давидовою в том смысле, что заключающееся в ней недавидовы псалмы, по-своему содержанию, значению и употреблению однородны с псалмами несомненно Давидовыми.

И вот этот-то богодухновенный певец, современник пр. Иеремии и, может быть, один из учеников его, попавший в плен и здесь, вместе с другими иудеями, переживавшими его бедствия, и сложил по внушению Св. Духа свою плачевную песнь – псалом, который в нашей церковно-славянской Библии читается так:

На реках вавилонских, тамо сидохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона. – На вербиих посреде eго обесихом органы наша. – Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней и ведшии нас о пении: воспойте нам от песней Сионских. – Како воспоем песнь Господню на земли чуждей? Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима яко в начале веселия моего. – Помяни, Господи, сыны Едомския, в день Иерусалима глаголющия: истощайте, истощайте до оснований его. Дщи вавилоня окаянная! Блажен, иже воздаст тебе воздаяние, еже воздала еcи нам! Блажен, иже иметь и разбиет младенцы твоя о камень.

В общем буквальное содержание этого псалма конечно понятно. Ясно, что в нем изображается, как иудеи в плену вавилонском плакали, воспоминая о Сионе, и на предложение пленивших их вавилонян попеть им от песней сионских отвечали отказом, клятвенно обещаясь никогда не забывать Иерусалима, прося Бога, чтобы Он наказал едомлян, злорадно подучавших вавилонян не щадить их, и как бы предвидя окончательную погибель и самого вавилона. Не так ясно это содержание в его частностях и подробностях и особенно со стороны их внутреннего смысла и значения, к объяснению чего мы теперь и обратимся…

На реках вавилонских, тамо сидохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона, так начинается псалом, представляя говорящими о своем горе отведенных в плен иудеев. Плен этот начался за 600 почти лет до Рождества Христова и продолжался 70 лет. Причиной этой грозной кары Божией было нечестие народа, изменившего в жизни вере отцов своих и ходившего по путям богов чужих. Давно началось это падение народа еврейского в его целом; уже при сыне Соломона десять колен израильских отпали от дома Давидова, образовав особое царство с самозваными царями и самочинным культом, не чуждым и язычества, и за это уже на 150 лет раньше иудеев, оставшихся верными Богу и помазаннику Его, покорены были могущественными ассириянами. Тогда молитвы благочестивого Царя Езекии спасли иудеев от гибели; но вот и они, не вразумившиеся вещаниями пророков и ставшие на путь Иероваама, сына Наватова, не избегли своей участи. Царь вавилонский Навуходоносор напал на иудею, опустошил страну, разрушили Иерусалим с его храмом, и уцелевших от всеистребляющей войны иудеев отвел пленниками в Вавилон, расселив их по отдаленным областям своего царства, как подробно описано это во 2-й книге Паралипоменон (36 гл.). – Велико было горе отведенных в плен иудеев и нельзя было не плакать о нем: об этом-то плаче и говорит псалмопевец от лица пленных в начале псалма, в словах: на реках вавилонских тамо сидохом и плакахом. – Реками вавилонскими считаются собственно реки Тигр и Евфрат с их каналами и рукавами; но кроме них в святом Писании упоминаются еще две реки: Ховар и Евлей, на уединенных берегах которых пр. Иезекиль и Даниил созерцали Божии видения. На берега этих-то рек и удалялись скорбящие иудеи, чтобы здесь выплакивать свое горе. Однообразный плеск волн рек вавилонских, как бы, вторил печальному настроению их душ. Здесь тем свободнее они могли предаваться своей скорби, что легче было укрыться от враждебных глаз.

О чем же плачут пленные иудеи на уединенных берегах вавилонских рек? […] они воспоминают не о красотах иудеи и не о внешней ее славе, а о Сионе – этой священной горе Иерусалима, на которой построен был мудрым Соломоном великолепный храм истинному Богу, теперь разрушенный, разграбленный, сожженный. В этом храме они приносили жертвы истинному Богу, избравшему их некогда в народ Свой; в нем хранились памятники издревле бывшего Божия благоволения к ним – ковчег завета и в нем стамна с манною, жезл Ааронов прозябший и скрижали завета; святое святых этого храма осенялось облаком, как видимым, знамением Божия присутствия. Теперь все это – самое священное и дорогое для них, отнято, уничтожено. Ясный знак, что отлетела от них доселе миловавшая их благодать Божия. Нет у них теперь Сиона; Бог Царь их, живший в этом Сионе, ушел от них за грехи их… Вот о чем плачут они, воспоминая о Сионе. Печаль их – не печаль мира сего, а печаль, яже по Богу, яже во спасение соделывает (2Кор. 7:10). […]

О, не погибли еще эти люди, которых горе не ожесточило против покаравшего их Бога, не привело их к глухому ропоту и отчаянию, а смирило, вызвало слезы умиления, зажгло искру Божию! […]

На вербиих посреде eго обесихом органы наша. На, ивах, изобильно растущих на берегах вавилонских рек, повесили мы свои арфы, так звучат по-русски слова иудеев. Арфами, или по-славянски органами, обозначены те струнные музыкальные инструменты вроде гуслей (как псалтирь) или гитары (киннор), под аккомпанемент которых со времен Давида нарочито для того избранными левитами пелись при богослужениях псалмы, (как об этом говорится в 24 и 25 главах 1-ой книги Паралипоменон). Когда вавилонский завоеватель разрушил Иерусалим, сжег храм Иерусалимский и разграбил его драгоценную утварь, музыкальные инструменты не достались в его руки: певцы еврейские, отведенные в плен, захватили их с собой, хотя там и не могли употреблять их в дело; ибо закон предписывал в одном только месте совершать богослужение. «И cиe воспоследовало, говорит вслед за св. Златоустом еп. Ириней, по усмотрению Божию, дабы иудеи и в чужой земле имели памятники своего прежнего жительства и более уязвлялись печалью, видя пред очами знаки законного богослужения. По сей причине они вешали органы свои на ветвях даже посреди самого Вавилона, т. е всенародно, пред очами вавилонян повергали орудия веселия своего, дабы показать, что для них в чужой земле приятнее плачь и слезы, чем пение и игра хотя бы то сионских – духовных песен». Так велико и глубоко было сокрушение евреев об утраченном ими Божием благоволении! Сознавая себя виновниками постигшего их гнева Божия, они в покаянном смирении, как евангельский мытарь, не смеют даже поднять очей своих на небо – возвысить своего голоса для того, чтобы во псалмах и песнях, во псалтири и гуслях хвалить Создателя своего! Дивное зрелище!..

Еще поразительнее станет это зрелище, если обратим внимание на те обстоятельства, при которых совершалось это покаянное воздержание евреев даже от духовных радостей, и на форму, в которой выражалось оно.

Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней и ведшии нас о пении: воспойте нам от песней Сионских. Так говорит псалмопевец далее. Он говорит, что к пленникам, сидевшим и плакавшим о Сионе на берегах вавилонских рек, подходили тираны и мучители их и при виде повешенных на ивах гуслей еврейских, предлагали пленникам пропеть и сыграть им – хоть одну из песней Сионских. Эти Сионские песни в следующем стихе названы песнею Господнею; а это уже прямо указывает, что под этими песнями халдеи разумели псалмы Давидовы, которые вместе с игрою на псалтире и гуслях пелись в Иерусалимском храме при богослужении. Едва ли можно думать, что варвары, заставляя пленников своих петь их священные песни, заботились о самых этих пленниках – о том, чтобы они хотя несколько развлеклись – забылись в своем горе, пением любимых ими песен рассеяли свою грусть. Нет, они прямо говорят: воспойте нам от песней Сионских. Видно, что эти притеснители евреев, еще во время своего нашествия на иудею и Иерусалим, быть может, слышавшие это чудное и торжественное пение, которым исстари славился народ еврейский, желали слушанием пения этих песней Сионских, себе собственно доставить удовольствие; но такое желание не о доброте и чувствительности сердца халдейского говорит, а наоборот, о его капризной жестокости. Холодом веет от этого желания слышать пение тех, которых сами же они заковали в цепи, и злорадное чувство насмешки над несчастием ближнего сквозит в словах их и даже больше, кощунство; ибо знали они – жестокосердые, что эти сионские песни пленники пели во храме своем во славу Божию, и вот теперь они желают слушать их от самих поклонников этого Бога для собственного удовольствия… Не правда ли, тяжко переносить подобные оскорбления? […]

На обращенное к этим пленникам предложение халдеев попеть им от песней сионских, пленники отвечали отказом. Они сказали: како воспоем песнь Господню на земли чуждей? «Бог, как бы так говорят иудеи, попустил разрушение храма своего и отведение нас в чужую землю и этими грозными не словами, а делами указал нам покаяние; как же наперекор Его велению, мы будем петь песнь Господню на земли чуждей»? Аще забуду тебе Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего, так говорится в псалме далее. Пленные иудеи желают, чтобы забыла их десница их, чтобы их правая рука, которою они добывают хлеб свой насущный, перестала действовать, расслабла, отсохла. Они желают, чтобы язык их прильпнул к гортани – онемел, отказался служить им, если они, увлекаясь ли то соблазном или теснимые внешнею силою, не устоят в своем отказе и языком своими станут петь сионские песни для язычников – для их удовольствия, для удовлетворения их каких бы то ни было, только не религиозных желаний. Заклиная себя, они, как бы к Богу обращаются с мольбой, чтобы Он Сам, так сказать, помимо их воли сделал для них невозможными это пение.

Так заклиная себя, пленные иудеи выражают тем свою крепкую, как смерть, не только веру в Бога, а и любовь к Нему и надежду на Него. Он, и не только Он, а и Иерусалим – город Его, даже разрушенный, для них дороже самой жизни. […]

Помяни, Господи, сыны Едомския, в день Иерусалимль глаголющыя: истощайте, истощайте до оснований eго. Дщи Вавилоня окаянная, блажен иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам. Блажен иже имет и разбиет младенцы твоя о камень.

Вот грозные речи псалмопевца, не согласные, будто бы, с тем, что заповедал нам Господь наш Иисус Христос, говоря: слышасте, яко речено бысть: возлюбиши искренняго твоего и возненавидиши врага твоего. Аз же глаголю вам: любите враги ваша, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть и гонящия вы (Мф. 5:43–44)! […]

Сынами Едома в псалме названы потомки Исава, брата Иакова, родоначальника иудейского – идумеи; происходя от Исава, идумеи были таким образом народом родственным иудеям по плоти, но не по духу. Подобно родоначальнику своему Исаву, искавшему убить брата своего Иакова, народ этот издавна, едва ли не с самого начала поселения евреев вблизи его, питал к ним – своим братьям по плоти, постоянную злобу и всячески старался вредить им. Вместе с филистимлянами, этими искони населявшими Палестину хамитами, идумеи не раз опустошали пределы царства иудина и это особенно не извинительно было с их стороны потому, что евреи-то, опустошая некогда земли, соседственные идумеям, всегда щадили этих последних, как своих единоплеменников. Освобожденные от подчинения иудеям при Ахазе, идумеи еще более возненавидели иудеев и при нашествии на иудею еще Сеннахирима, царя ассирийского, не оставались в бездействии (2Пар. 28:17). Они, говорит пр. Иоиль, проливали невинную кровь в земли их (иудеев) (Иоил. 3:19). А какую злобную радость, какое ненавистническое настроение обнаружили они при опустошении городов иудейских халдеями, особенно же при разрушении Иерусалима, это с наглядностью можно представить себе из речей пророков Авдия и Иеремии. Предвозвещая идумеям горькую будущность, пр. Авдий так объясняет причину грозного суда Божия над ними: «когда чужие (вавилоняне) вели в плен брата твоего (Иакова, т. е. народ иудейский) ты (Едом) был, как один из них; ты радовался о сынах Иуды в день их погибели, разевал уста свои (разумеется для смеха и поношения) в день скорби их, простирал руки на пленение их, стоял на распутьях, чтобы рубить бегущих (Авд. 11–15). В этот бедственный день Иерусалима идумеи превзошли, кажется, в жестокости и бесчеловечности самих халдеев, возбуждая и поощряя их разрушать город до основания так, чтобы не осталось от него и камня на камне.

Что же касается дочери Вавилона, под которою конечно должно разуметь народ вавилонский, то о жестокости его по отношению к иудеям, при неоднократном нападении на землю иудейскую, при разрушении Иерусалима и пленении иудеев, красноречиво говорит уже и то, что слышали мы выше от псалмопевца. Опустошив всю землю иудейскую со всеми ее городами, в конец разрушив Иерусалим и храм его со всеми его сокровищами, с каким гордым злорадством смеялись пленившие иудеев над бессилием их Бога, хулили Его, по слову пр. Исаии! На небо взыду, выше звезд поставлю престол мой, так в безумной гордости говорил о себе Навуходоносор, царственный потомок которого, опьяненный своим могуществом, даже дерзнул поставить золотую статую свою на поле Деир с тем, чтобы люди кланялись пред ней, как пред идолом. Каковы были цари вавилонские, таковы же были и их подданные. Кто не слыхал о жестокостях восточных деспотов древности вообще по отношению к побежденным ими – о том, как они не только царей и воинов, побежденных ими, предавали страшным казням и позорной смерти, а издевались и над беззащитными и безоружными гражданами – старцами, женами и детьми, нередко подвергая последних несказанным истязаниям на глазах их матерей? Во всем этом вавилоняне несомненно не уступали другим народам. Из многочисленных свидетельств об этом пророков напомним одно, которое Св. Еванг. Матвей занес на страницы своего Евангелия, как прообраз избиения младенцев Иродом. Глас в Раме слышен бысть, плачь и рыдание, и вопль мног: Рахиль плачущися чад своих и не хотяше утешитися, яко не суть, так говорил пр. Иеремия о бесчеловечной жестокости вавилонян по отношению к женам и детям иудейским (Иер. 31:17; ср. Mф. 2:18). По смыслу этих слов, стон матерей иудейских, при пленении, истязании и избиении детей их вавилонянами, так был велик, что казалось, будто сама праматерь народа иудейского – Рахиль (жена Иакова) восстала из гроба и плачет безутешно, покрывая воплями и рыданиями своими всю землю.

Итак, и идумеи, и вавилоняне, при отведении иудеев в плен вавилонский, обнаружили по отношению к ним неслыханную жестокость, которая была тем бесчеловечнее, что у первых соединена была с попранием священных уз родства и чувства благодарности, а у последних – у вавилонян направлена была на то, что было для иудеев самым высоким, дорогим сердцу их – на святыню храма Иерусалимского и на невинных детей. В виду этого можно ли говорить, что в заключительных словах 136 псалма слышится голос ничем не оправдываемой злобы и мстительности? Злоба, даже обессиленная, обезоруженная, не такое состояние, которое изливается в слезах и молитве; глухой ропот и не допускающая мысли о покорности угроза – вот голос мести, голос, который при малейшей возможности переходит в действие. Месть никогда не довольствуется правом правды, воздающей лишь то, что получила; она, по русской пословице: за лычко берет ремешек; она жаждет крови и воздает четверицею… Разве этот голос слышится в словах: Помяни, Господи, сыны Едома, в день Иерусалима глаголющия: истощайте, истощайте до оснований? Точно тоже и по отношение к вавилонянам. Страшным бедствием грозят им иудеи – избиением младенцев их о камень, но это будет для вавилонян лишь воздаянием того, что сами они воздали иудеям. И это законное око за око они не сами готовы воздать, а думают и желают, чтобы оно сделано было другими.

Главное же, чего не нужно забывать для правильного понимания рассматриваемых слов псалмопевца, заключается в том, что псалмопевец, изрекая грозные слова на Едом и Вавилон, говорил не сам от себя – по собственному своему разумению и велению сердца, а как пророк Божий, пo внушению свыше – от Духа Святого. Во свете Его созерцая будущую судьбу врагов своих, неминуемо следующую за их гордо злобными и богоборными путями, он – пророк и изрекает пророческое слово свое в такой субъективной форме. Что слова псалмопевца об Едоме и Вавилоне есть предречение будущей судьбы их, озаренное боговдохновенным предвещением – есть пророчество, в этом убеждает созвучие слов псалмопевца с пророческими в собственном смысле вещаниями об этом пр. Исаии и Иеремии. Вот в каких между прочим, словах пр. Исаия изрекает возвещенное ему Богом бремя на Вавилон. Иже бо аще пленится, поразится, и иже собрана будут, мечем падут. И чада их пред ними избиют, и домы их пленят, и жены их поймут (Ис. 13:15–16). Еще ближе слова псалмопевца подходят к тексту пророчества на Вавилон в книге Иеремии: Возвестите на Вавилон многим, всем наляцающим лук, ополчитеся нань окрест; да не убежит ни един от него; воздайте ему, по делом его, по всему, елика сотвори, сотворите ему, яко воста на Господа Бога Святого Израилева. Сего ради падут юноши его на стогнах его и вси мужи воинства его низвержени будут в день тот, глаголет Господь. Се Аз на тя горде, глаголет Господь Бог Вседержитель, яко пpиидe день твои и час посещения твоего (Иер. 50:29–31). Точно также в словах псалмопевца и относительно Едома, который должен быть опустошен за то, что в день Иерусалима так ревновал о разорении его, ясно можно слышать, как бы живой отзвук боговдохновенного страдальца на пророчества Иеремии (25 и 35 гл.), Иоиля (3:19) и Амоса (1 и 2) именно об опустошении Едома – о превращении его в пустыню.

И с какою буквальною точностью исполнились над Вавилоном и Едомом все эти пророчества о них! По свидетельству Иосифа Флавия, Иоанн Гиркан опустошил страну идумеев и покорил их евреям, а Кир и Дарий подчинили Вавилон мидянам и персам, и как потом скоро на месте гордого Вавилона, остались одни лишь развалины! Не ясно ли это строгое соответствие между пророчеством и исполнением его говорит о происхождении того и другого от Бога? От Бога, значит, и рассматриваемые нами слова псалмопевца, как и толкуют их св. отцы Церкви: Афанасий Великий, Иоанн Златоуст и за ними блаженный Феодорит.

Так предложенными историческими справками выраженные в заключительных словах Псалмопевца чувства – желания и молитвы пленных иудеев по отношению к идумеям и вавилонянам могут быть вполне оправданы с точки зрения правды законной; но могут ли они иметь какое-либо отношение к нам – сынам Церкви новозаветной и в каком смысле они могут быть руководственными для нас в нашей духовно-нравственной жизни?

В ответ на эти вопросы мы должны прежде всего сказать, что Церковь Христианская, не разделяя крайностей аллегоризма, который отрицал и отрицает всякое значение за буквально-историческими смыслом и значением ветхозаветной истории и, тем не менее, следуя прямыми наставлениям и учению самого Иисуса Христа и св. Апостолов, главное значение в этой истории придавала и придает духовной ее стороне, – тому, самим Духом Святым предсказанному и предизображенному отношению этой истории ко Христу и Его и Церкви, которое именуется пророчественно-преобразовательным. Письмя убивает, дух же животворит, говорит св. ап. Павел (2Кор. 3:6); тоже самое еще раньше его сказали и сам Иисус Христос, когда многие из учеников Его возроптали на Него и даже ушли от Него, выслушав Его учение о Теле Своем, как хлебе жизни вечной, манной ветхозаветной пред-изображенной (Иoaн. 6:63). В этом же пророчественно-прообразовательном смысле разъяснял Господь и историю медного змея в пустыне (Иоан. 3:14) и пребывание Ионы во чреве китовом (Mф. 12:42). Особенно ясное и подробное раскрытие ветхозаветных прообразов дает в своих посланиях св. ап. Павел, который весь вообще закон ветхозаветный называет тенью грядущих благ (Евр. 10:1) и детоводителем ко Христу (Гал. 3:24). Приведя в 10 гл. 1-го послания к Коринфянам несколько рассказов из жизни евреев в пустыни аравийской, апостол говорит, что все это происходило с ними, как образы, а описано в наставление нам, достигшим последних веков (1Кор. 10:1–11; ср. Рим. 15:1–4; Гал. 4:24; Кол. 1:17; 1Кор. 5; Евр.7, 10 и 11 гл. и мн. др.). Таким образом, по прямому учению самого Иисуса Христа и св. Апостолов, ветхозаветные события, будучи прообразами новозаветных, не только должны утверждать нашу веру в божественность учения Христа и Церкви Его, а имеют и нравственную важность для нас, как поучения или примеры христианской добродетели. И это многоразличное значение для нас ветхозаветных прообразований подробно раскрывается в святоотеческих истолковательных творениях и утверждается соборными постановлениями и церковно-богослужебными уставами в их применении к нашей жизни. В этом смысле мы и в творениях отеческих, и в песнях церковных очень часто именуемся новым израилем, а события ветхозаветной истории указываются нам, как непосредственно к нам относящиеся нравоучительные образы нашей духовной жизни, как есть это и в настоящем случае: мы разумеем то, что в уставе церковном, указывается пение 136 псалма в дни приготовительные к св. четыредесятнице.

Итак, что же может и должен прообразовать собою по отношению к нам плен вавилонский, что прообразует собою храм Иерусалимский и земля иудейская и кто суть новые идумеи и вавилоняне?

Иерусалим и храм Иерусалимский в боговдохновенном пророческом Откровении св. Иоанна Богослова не раз употребляется, как прообраз Иерусалима небесного, Христова Царства славы, предначинательную ступень которого здесь на земле составляет св. Церковь Христова с ее учением, заветами и уставами, полными благодати и истины. А имя Вавилона в том же Откровении св. Иоанна Богослова служит образом всего гордого и чувственного: Вавилон – это блудница, во имя гордости и чувственности старающаяся противодействовать облеченной в солнце жене – Церкви Христовой, как сокровищнице и раздаятельнице Христовой истины и благодати, враждующая против нее, преследующая ее, загоняющая ее в пустыню и пещеры, мучающая ее далее до готовности погубить, умертвить. Словом Иерусалим – это Церковь Христова не в одной лишь ее внутренней духовной сущности, а и с внешне-культовой ее стороны, – это Церковь с ее учением о Боге, к Которому мы должны стремиться, как своему первообразу, исполнением Его св. воли, Церковь с ее благодатными божественными силами, подаваемыми нам в таинствах и обрядах церковных и во всей вообще так именуемой церковности; следовательно и Вавилон – это не одно лишь внутреннее противоцерковное и противохристианское направление мыслей, чувств и пожеланий наших, а и внешнее выражение их в жизни и поведении нашем, в наших обычаях, и установлениях, возбуждающих в нас похоть плоти, похоть очес и гордость житейскую – это язычество в его прямой непосредственной преемственности от язычества древнего дохристианского, плоть от плоти и кость от костей его, – в подлинном смысле слова, дщи вавилоня окаянная, – язычество, в последнее время как бы в обновленном виде увлечения культом святой плоти проторгающееся и в Церковь Христову…

Конечно заповедь о любви к ближнему, подставляющей оскорбителю щеку свою – о любви не только милосердой, а и терпящей, душу свою полагающей за други своя, есть новая христианская заповедь, по которой именно и могут все узнать ученика Христова, и Сам Христос, не хищением не пщевавший равен быти Богу, но Себя умаливший, зрак раба приемший и послушливый до крестной смерти, есть тот осуществленный идеал, стремиться к которому в усвоении Его учения неотделимого от Его лица, мы призваны самым званием своим христианским; но идеал этот, хотя и осуществленный во всей его божественной полноте, все же идеал, думать о достижении которого здесь же на этой грешной земле – это мечта, несбыточная по самому существу дела. Заповеданный нам в этом идеале путь бесконечного нравственного усовершенствования, как и всякий вообще путь, должен иметь и имеет свое начало и, как всякая вообще деятельность, подлежащая развитию и усовершенствованию, должна иметь и имеет степени своего совершенствования. Как нельзя научиться понимать внутренний смысл и значение содержания книги, не узнавши наперед самого этого содержания, и далее – нельзя самому узнать это последнее, не научившись читать – разбирать слова, отличать самые очертания букв; так точно и в духовно-нравственной жизни нельзя сразу начинать с наивысших требований нравственного закона, не усвоивши простейших, нельзя сразу подняться на верхние ступени лестницы, минуя нижние. Это, с одной стороны. С другой – не нужно забывать, что и мы, как и люди ветхого завета, в беззакониях зачаты и во грехах рождаемся, – и мы, подобно им, носим в себе язву первородного греха, которая делает для нас не возможным поступательное, хотя и медленное движение вперед по пути добра без остановок, без уклонений в сторону и падений. Собственный опыт и голос совести скажет каждому из нас, как велика в нас сила этого греха, по сравнению с силою добра: нудить и подвигать себя на добро должны мы постоянно, а зло – так заманчиво и увлекательно! И это не у нас только, а и у таких великих и своею любовью к добру и благодатью Божией людей, как св. апостол Павел, который в своем послании к Римлянам так живо, сильно и, так сказать, правдиво изобразил силу живущего в нем греха, преодолевающего добро, и о чем, как не о той же силе греха в человеке, даже на высших ступенях его нравственного совершенства говорят те бдения, пощения и подвиги, которых до конца жизни своей не считали возможным оставить великие подвижники христианские? Если же так, если даже в христианской церкви, полной благодати и истины, зло так одолевает человека, то что сказать о мире языческом – этой дщери Вавилонской? […]

Итак, вот к чему прежде всего зовет нас и св. Церковь словами псалмопевца о разбиении младенцев вавилонских о камень, ровно, как и предшествующим этим словам заклятием, молитвенно-клятвенным обещанием Иерусалим поставить в начале веселия своего; и тем и другим она зовет нас к покаянию…

Кто из нас не знает, что такое покаяние, приступать к которому, как и к таинству, ежегодно мы считаем неотложными долгом? К сожалению, как часто мы смотрим на покаяние именно, как на отдельный акт своей духовной жизни, больше внешне-обрядовый, чем внутренне-духовный и ни к чему впереди нас не обязывающий. Мы часто подходим к исповеди с надеждою получить разрешение грехов своих и для этого считаем нужным с исповеданием этих грехов пред священником сознание в своей виновности в них, сокрушение о них, под час даже слезное, и, пожалуй, благочестивое желание избавиться от них; но, чтобы это желание перешло в нас при этом в твердую решимость впереди не грешить, соединенную с такой же пламенной молитвой об этом к Богу, и чтобы в ней – в этой твердой молитвенной решимости воли поставлять существенный и, так сказать, завершительный момент покаяния, открывавшей собою исходный – поворотный пункт жизни, о, как далеки мы от этого! Между тем, в этом именно и должно состоять существо покаяния не с его, разумеется, благодатной божественной стороны, а со стороны субъективной, человеческой. Покайтеся, говорил, св. Креститель Господень Иоанн собравшемуся к нему народу, и сотворите плоды достойные покаяния и не начинайте глаголати в себе: отца имамы Авраама (Лук. 3:8 и др.), и на вопрос кающихся: что же нам делать, указывал на добрые дела, соответственные положению и силам вопрошавших. Точно также и сам Господь Спаситель, вслед за первым словом Своей божественной проповеди и в неразрывной связи с ним, предложил учение о путях к блаженству (Мф. 4:17 и 5–7 гл.). Отче, согреших на небо и пред тобою и уже несмь достоин нарещися сыном твой: сотвори мя, яко единого от наемник твоих (Лук. 15:18–19), говорит раскаявшийся блудный сын отцу своему. – Достойно внимания в этом отношении, что такое именно понятие о существе покаяния, как духовно-нравственного подвига, дается самым наименованием его в греческом подлиннике Евангелия. Греческое слово: μετάνοια, которым обозначается покаяние в Евангелии составлено из предлога: μετά – между и νοια, от – думаю, обдумываю, решаю, и таким образом обозначает состояние человека, стоящего, как бы, на распутье между двух дум, отрекающегося, отказывающегося от одних дум, от одного пути и решающегося вступить на другой, ему противоположный. В строгом соответствии такому именно понятию покаяния стоит и то, что в наших церковно-богослужебных книгах известная молитва св. Ефрема Сирина, в которой мы усердно – с земными поклонами просим Бога отвлечь нас от грехов и ввести на путь добра и правды, так и называется прямо метанием: и творим метание.

Прекрасно – живо и ясно до очевидности и с замечательно-глубоким и тонким пониманием души человеческой, в ее самых потаенных изгибах мыслей, чувствований и страстей, разъясняет псалом: «На реках вавилонских» в нравоучительном смысле как изображение нашего греховного плена и покаянный вопль души об избавлении от этого плена – от самовольного порабощения гордости, чувственности и всяческим другим страстям и о возвращении на путь истины и добра – в Церковь Христову – в этот поистине «отчий дом, – вопль, переходящий в изъявление готовности положить жизнь свою за Иерусалим и убить страсти, как младенцев о камень, – святые отцы и учители Церкви: св. Мефодий Патарский, Иоанн Златоуст, Ефрем Сирии, блаж. Феодорит, Августин, Амвросий и др.)⁴. До слез – умилительно плачь плененных иудеев перелагается в наш личный покаянный плачь о грехах и в богослужебных песнопениях постной Триоди. Понятно само собою, что конечною целью как этих песнопений, так и толкований святоотеческих, которые по большей части были произносимы в храмах, как поучения, было и есть указание истинного пути духовного обновления человека…

Источник: На реках вавилонских : (объяснение 136-го псалма в приложении к вопросу о духовном обновлении наших дней) / прот. И. Соловьев. – Москва : Тип. штаба Московского военн[ого] округа, 1905. – 33 с.